Дело о похищенных младенцах - Страница 61


К оглавлению

61

Женщина, которая стояла передо мной, меньше всего походила на гадалку, а точнее, на тот образ гадалки, который я заранее себе нарисовал. Женщине было лет пятьдесят-пятьдесят пять, рост 170-175, НТС (нормального телосложения), волосы светлые, средней длины, глаза серые… Тьфу ты, черт побери!

Ориентировка какая-то получается. Вот она, дурацкая привычка все переводить в ментовские категории, никак от нее не избавиться. В общем, «бабуля» эта ни на какую бабулю похожа не была.

— Баба Люба? — решил уточнить я.

— Да.

— Здравствуйте, я Дима Белов, сын Марии Беловой. Мама в больнице и очень просила меня к вам зайти. Можно?

— Заходи.

Не знаю, может, я надеялся увидеть в квартире гадалки связки сушеных мышей или гигантское чучело крокодила, висящее под потолком, только на деле все оказалось гораздо проще и в то же время стильнее. Как мне показалось, строго, изящно, со вкусом. Особенно мне запомнилось огромное зеркало на стене, возможно даже ручной работы, хотя точно и не скажу.

Женщина (не поворачивается у меня язык называть ее бабкой) испытующе смотрела на меня, словно пыталась прочитать мысли. Дохлый номер, подумал я, свои мысли в данный момент даже мне самому прочитать не под силу. Она наконец спросила:

— Что с мамой? Сердце?

Похоже, первое из слабых мест мною пройдено — гадалка не видела Димкиной фотографии, — и, значит, сиюминутное разоблачение мне не грозит.

— Да, сердце, — ответил я. — Можно я пройду, посижу у вас, а то всю ночь и полдня на ногах. Отец в командировке, а я ночь в больнице просидел да еще утром в офис поехал.

— Конечно, проходи. Может, кофе?

— Если не трудно. Только покрепче.

Такого гостеприимства, признаюсь, совсем не ожидал. Правда, глядя на мои красные, с перепоя, глаза, трудно было не поверить в то, что я провел бессонную ночь. «Бабуля» подалась на кухню, а я прошмыгнул в комнату и осмотрелся. Тяжелые портьеры на окне практически полностью отсекали солнечный свет, в комнате был полумрак. Сомнений быть не могло, именно здесь она принимает своих клиенток. Надо было найти надежное место для диктофона, желательно поближе к столу. Как назло, ничего подходящего найти не удавалось. Черт, неужели все накроется из-за того, что я не отыщу тайник для диктофона? Хотя с другой стороны, что накроется? Пока только моя надежда самостоятельно сделать материал в газету.

Полностью — от начала и до конца.

Вошла гадалка и принесла мне кофе. Кофе действительно был хороший.

И крепкий.

— Так твой отец ничего про маму не знает?

— А? — Я так увлекся мысленным поиском потенциального места для диктофона, что не расслышал вопрос.

— Папа, говорю, не знает, что мать в больнице?

— Нет, он в командировке и вернется только на следующей неделе.

— А что твоя мама от меня хотела?

— Она мне ничего толком не сказала, только ей важно, чтобы вы знали про нее.

Не знаю, насколько меня удовлетворил бы подобный ответ, но гадалка, похоже, осталась довольна.

— Ты сейчас снова в больницу?

— Нет, позже. Сейчас поеду, Руслана заберу к себе, а то как он там один.

— Руслана?

— Ну да. Собаку нашу. С ним же гулять надо, а я не могу через весь город мотаться каждый день, да и скучать он один будет.

Я уже лепил все подряд, тянул время, только бы не выгнала. И тут снова раздалась трель соловья. Баба Люба направилась к выходу из комнаты.

— Подожди секунду, я сейчас.

Наверное, к бабуле пришла клиентка.

Вот он мой шанс! Я достал диктофон, включил его на запись и засунул в стоящую возле стола здоровенную кадку с каким-то пышным цветком. Хотел повесить на цветок табличку: «Убедительная просьба меня в течение ближайшего часа не поливать», но передумал. Слишком уж любят русские люди по доброте душевной делать все назло. Взять хотя бы ту же Завгороднюю. Ладно, должно получиться. Иначе Скрипка сожрет с потрохами.

Сначала Соболина, а потом меня.

Рядом с креслом, в котором я так уютно сидел, попивая кофе, пришлось оставить и зонтик, сделав вид, что он просто завалился за кресло.

После этого я направился к выходу из квартиры. Гадалка меня не задерживала, только попросила передать маме, что поняла, о чем та просила. Хоть бы мне объяснила, чего такого она нашла в моих словах? Ну да ладно — поняла, и хорошо.


***

Полтора часа я проторчал возле дома гадалки и все это время неистово молился, чтобы ей, не взбрело в голову полить цветочек. Иначе хана диктофону.

А заодно и мне. Примерно через час пошел дождь — не сильный, но противный, поэтому пришлось перебазироваться в ближайший подъезд. Смена погоды привела к смене настроения: было агрессивно-решительное, а стало лирическо-ностальгическое. Подумать только, еще месяц назад я и не думал, что стану работать в «Золотой пуле», у самого Обнорского. Так, работал на стройке, писал для личного пользования рассказы. А потом…

Обстоятельства моего появления в Агентстве не слишком загадочны. После школы я пытался поступить в университет на юридический, но, сдав два экзамена, завалил литературу устно (меня спросили: как в романе Чернышевского «Что делать?» описывалась любовь? А я не вспомнил). Потом армия, полгода в «учебке», полтора на «точке». А после армии куда податься? Ну и пошел в милицию. Три года там отбомбил и ушел — надоело. Халтурил на стройке. А как-то вечером зашла Аня Соболина, они с Володей этажом ниже живут, не помню зачем, а я как раз свой первый рассказ заканчивал. Я ей дал почитать, потом она показала рассказ Обнорскому. Обнорский тоже почитал, сказал мне при встрече, что задатки у меня есть, но надо работать и набираться опыта. Я сказал, что я готов, но не знаю как. Тогда он предложил мне постажироваться в репортерском отделе — ведь в милиции у меня какие-то связи остались, и их можно использовать… Так я стал стажером в «Золотой пуле».

61